Сентябрьский номер журнала «Закон» посвящен третейским судам. Тема актуальная, так как в начале ноября в полной мере начнет работать новый Закон «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», и администрировать арбитражи смогут только те постоянно действующие учреждения, которые получили право на это от правительства.
Дискуссия вокруг реформы, однако, еще продолжается. Чтобы привлечь внимание к этой теме, мы разместили в открытом доступе статью Михаила Гальперина о первых итогах реформы и о том, что ожидать от третейского правосудия в будущем. Автор занимался реформой в Министерстве юстиции, до того как был назначен представителем России в Европейском суде по правам человека. Пересказывать статью нет смысла. Отмечу несколько заинтересовавших меня моментов.
1. Из статьи можно узнать об общем количестве заявок, поданных к настоящему моменту учреждениями, претендующими на получение разрешения на администрирование третейских споров. Таких заявок сейчас 29. Это очень немного, если сравнивать с общим количеством третейских учреждений, существовавших до реформы: согласно приведенным в статье экспертным оценкам, их было несколько тысяч.
Это говорит о том, что многие третейские суды, существовавшие ранее, в действительности не были готовы рассматривать третейские дела как независимые и постоянно действующие институции. Вероятно, это могли быть корпоративные или карманные суды, учрежденные при крупных компаниях, либо суды, которые вели недобросовестную деятельность, создавая видимость разрешения споров. Отсев этих судов, очевидно, можно признать достижением реформы.
Небольшое количество заявок на получение статуса арбитражного учреждения заставляет опасаться, не снизится ли доступность третейского правосудия. Отчасти этот риск компенсируется тем, что учреждения, имеющие право разрешать третейские сборы, создают филиалы в разных городах. В статье рассказывается, что, например, МКАС при Торгово-промышленной палате России уже открыл свои отделения в Ростове-на-Дону, Уфе, Иркутске. Эти филиалы открываются на основе третейских судов, действовавших при местных торгово-промышленных палатах. Таким образом, эти суды de facto могут продолжать работать, не получая разрешения правительства, потому что для МКАС закон сделал исключение (п. 1 ст. 44).
Едва ли стоит опасаться насчет доступности третейского правосудия еще и потому, что количество третейских судей не ограничено. Стороны спора могут выбрать для себя судью не только из списка, рекомендованного постоянно действующим арбитражем (п. 1 ст. 47 Закона об арбитраже). Кроме того, всегда есть возможность создать третейский суд ad hoc.
2. В статье рассказывается о том, что в последние годы растет доля приведенных в исполнение решений третейских судов. В 2016 году в арбитражных судах первой инстанции она составила 84,1% против 78% годом ранее. Можно согласиться с тем, что это говорит о повышении доверия государственных судов к третейским. Но вряд ли это заслуга именно реформы, ведь закон вступил в силу только в сентябре 2016 года.
Скорее, здесь подействовал иной фактор. Уже несколько лет суды прилагают усилия к тому, чтобы не допустить исполнения сомнительных третейских решений. Это можно наблюдать и в практике Верховного суда, который, например, не раз заставлял нижестоящие суды проверять обоснованность решений третейских судов, на основании которых кредиторы должника-банкрота пытаются попасть в реестр. Должники нередко с помощью третейского решения пытались утвердить долг, которого в действительности не было, чтобы включить в реестр дружественных им кредиторов. Закрытие через судебную практику возможности использовать решения третейских судов для этой и иных противозаконных целей снижает их популярность среди недобросовестных лиц. В результате падает и доля третейских решений, которые государственные суды отказываются исполнять.
Впрочем, реформа все равно может изменить ситуацию в этой области. Если все пойдет, как задумано, то исполнимость решений арбитражей, по крайней мере тех, что получили разрешение правительства, должна стремиться к 100%. Ведь у государственных судей не должно остаться сомнений в правильной организации работы таких учреждений, объективности и беспристрастности их арбитров. Решения, принятые ими с серьезными процессуальными нарушениями или в противоречии основам правопорядка, должны исчисляться единицами. В этом случае можно будет говорить и о доверии государственных судов к третейским, и об успешности реформы в этой части.
Рост исполнимости решений третейских судов будет оправдан. Кажется, что 84,1% решений о приведении в исполнение решений третейских судов — это довольно высокая доля. Однако встречаются дела, в которых государственные суды по-прежнему занимают антитретейскую позицию. Так случилось, например, в недавнем споре из концессионного соглашения, когда Арбитражный суд Москвы посчитал, что подобные дела имеют публичную важность и в принципе не могут передаваться на рассмотрение в третейские суды. И это несмотря на то, что ст. 17 Закона о концессионных соглашениях это прямо разрешает (см. материал «Коммерсанта»). Тон здесь задает Верховный суд (ВС). Летом он признал неарбитрабельными споры с участием ОАО «Особые экономические зоны», потому что его деятельность направлена на достижение публично значимых целей за счет бюджетных средств (определение от 28.07.2017 № 305-ЭС15-20073). А вскоре будет рассмотрено дело, в котором ВС решит, могут ли третейские суды рассматривать спор из договора между двумя акционерными обществами, возникший при реализации госпрограммы (см. здесь).
3. В статье отмечается, что количество решений третейских судов по отношению к общему количеству решений по гражданским спорам в России ниже, чем в странах с развитым третейским правосудием. У нас она составляет 0,06%, а у других колеблется между 3 и 5%.
Едва ли это соотношение может и должно меняться в России в пользу третейских судов по итогам реформы. Начать стоит с того, что в России суды рассматривают огромное количество гражданских дел (в 2016 году — 13 млн). Причем во многих из них нет реального спора — ответчики активно в процессе не участвуют. И к тому же значительная доля дел в российских судах — это взыскание с граждан небольших налогов и долгов за коммунальные услуги. Вполне может быть, что в других странах, где доля третейских споров высока, государственные суды просто не рассматривают такие дела, которые являются самыми многочисленными в России. В этом случае для роста доли третейских споров в России надо реформировать не третейские суды, а устройство системы государственных судов.
Далее, в самой статье отмечается, что в результате реформы в России должны быть созданы третейские суды, которые будут рассматривать сложные и крупные споры. Это логично, ведь производство в арбитраже стоит дорого, а арбитры, как правило, это высококвалифицированные специалисты. Если так, то вряд ли можно ожидать по итогам реформы роста доли третейских споров по отношению к общему числу гражданских дел в государственных судах.
