Процесс выдачи разрешений на администрирование арбитража стартовал в ноябре 2016 года. К настоящему времени опыт общения с Минюстом имеет уже некоторое количество лиц и можно сделать первые выводы о качестве такого общения. Прежде всего, печалит закрытость и формализм проявляемый Минюстом в отношении заявителей. Никакой разъяснительной работы о требованиях к документам или их формам не было, хотя времени было вполне достаточно. Нужно признать, Минюст разместил рекомендуемые формы заявлений для арбитров. Правда это действие никак не анонсировалось, и большая часть заявителей об этом не знает до сих пор. Многие уже собрали пакет документов, ориентируясь на собственное понимание этого вопроса, так что помощь явно запоздала.
Естественно нет никакой информации или хотя бы обобщения данных, кто обращался и каковы основные ошибки в представленных документах. Когда будет проходит Совет и возможно ли понаблюдать за его работой информации нет. Пока она публикуется лишь по факту, что Совет уже прошел. Отсутствие открытости в работе влечет и еще одно последствие – заявители разобщены и владеют информацией о складывающейся практике и уже сформированных требованиях. В итоге такую работу начал журнал «Третейский суд», который начал обобщать требования Минюста, чтобы хоть как-то облегчить жизнь заявителей.
Получив разномастные документы от разных заявителей, Минюст может отказать заявителю, если документы не удовлетворяют его воззрениям. Многие позиции о несоответствии документов закону носят спорный характер, поскольку нигде не зафиксировано, как они должны оформляться. Так для Сибирского третейского суда указали, что мы протокол об утверждении рекомендованного списка арбитров, должен включать все фамилии этих арбитров, а просто утвреждения списка целиком недостаточно. Но здесь, хоть и спорное, но пояснение, а по другому поводу специалист Минюста указал, что судебный стаж не соответствует представленным данным в рекомендованном списке арбитров. При этом все расхождение состояло в том, что специалист просто не заметил одну из справок.
Документы попадают разным специалистам, у которых отсутствует единое понимание одного и того же вопроса. Вполне возможно, что понимание у них даже одинаковое, но вот какую информацию они выдадут заявителю, зависит от специалиста. Некоторым, детально поясняют в каком виде нужно предоставлять данные и какими способами их желательно подтвердить. Нам же вместо того, чтобы точно указать на недостаток, могут просто указать, что «следует оформить документы в соответствии с законом». Дальше заявитель должен сам догадаться, что же именно он нарушил. Особенно ярко это проявилось в отношении порядка заверения документов. Неужели было трудно было прямо и недвусмысленно указать, что документы заверяются нотариально? Это избавило бы заявителей от массы ненужной работы.
При регистрации НКО, которой так же занимается Минюст, подход к заявителям гораздо более лояльный. Минюст высказывает замечания, но заявитель способен обосновать свою позицию или же оперативно исправить ошибки в документах. В этом процессе такой подход для большинства, похоже, не предусмотрен. Более того общение происходит только через обычную почту, а попытки более оперативно получить скан документа или обсудить причины отказа натыкается на ответ «все прочтете в официальном документе» или как мне было еще более изыскано указано «Вы не давали согласия на общение по электронной почте».
Весьма произвольно Минюст понимает и свою компетенцию. Согласно закону у него всего два правомочия: приостановка рассмотрения заявления при недостаточности документов или их оформелении с нарушением закона и отказ в рассмотрении в случае недостоверности сведений в представленных документах. Основания эти совершенно разные по своим правовым последствиям и внутреннему содержанию. Минюст большинству заявителей выдает отказ в связи с недостоверностью представленных сведений, хотя существо нарушения состоит в отсутствии каких-либо документов (например, справки подтверждающих судебный стаж) или представление документов с нарушением их формы. Таким образом, граница между недостаточностью и недостоверностью сведений оказывается размытой для Минюста! Такой подход к толкованию терминов отнюдь не безобиден. Еще не факт, что при повторном обращении вам не припомнят, что уже один раз пытались представить недостоверные сведения, а не просто что-то забыли приложить. Вопрос о понятии достоверности сведений может возникнуть и в другой плоскости. Любое слово в представленных документах может нуждаться в подтверждении. Так в нашем случае, один из арбитров честно написал, что в 2003 году был арбитром в конкретном третейском суде. Хотя это обстоятельство никак не влияет на его стаж (его хватает и без этого обстоятельства), тем не менее, указание на это признали недостоверным, без приложения справки из этого суда. Как быть, если данный суд фактически уже не существует, не вполне ясно. У многих возникают схожие проблемы по получению справок в подтверждение своего опыта. Ведь суды в которых данный арбитр уже не в списке могут не испытвать к нему позитивных чувств и уж совсем не расположены поднимать архивы для выявления статистики.
Остается загадкой, каков для Минюста объем проверки документов на этом этапе, т.е. окончательный ли это перечень недостатков? И на каком этапе будут анализироваться остальные документы, например, правила арбитража на соответствие их закону? Вполне возможно, что исправив указанные в отказе недостатки, возникнут новые недостатки в виде неполноты информации, которую не заметили ранее. Такой сценарий развития событий вполне возможен, поскольку отказывая по нескольким основаниям, Минюст не сообщает какие сведения и в какой форме он ожидает увидеть. Особенно ярко это проявляется в таком основании для отказа как "не подтвержден 10 летний опыт судебной деятельности". Некоторым заявителям указали, что он должен быть подтвержден предоставлением справок о количестве рассмотренных дел данным судьей с разбивкой по годам. А вот Сибирскому третейскому суду ограничились замечанием, "что включение арбитра в список арбитров не является доказательством наличия опыта судебной деятельности". Каковы критерии, свидетельствующие о наличии судебного опыта, нам не было расшифровано. Соответственно, представив документы по своему усмотрению, может оказаться, что они опять не вполне подтверждают этот самый опыт. Возможно, Минюст ориентируется на подход как при установлении непрерывного трудового стажа, а возможно им достаточно просто понять, что арбитр принимал участие в судах в указанный период. Заявители только опытным путем могут понять, что является надлежащим опытом: 1 дело, но каждый год или 100 дел в течение нескольких лет, а потом перерыв в судебном опыте.
Вопрос являющийся самым сложным и самым непрозрачным - наличие репутации у арбитражного учреждения. Ее так же нужно доказать, путем представления сведений подтверждающих репутацию НКО и сведения о деятельности арбитражного учреждения. В случае, когда их деятельность неразрывно связана, крайне сложно отделить одно от другого. Хотя до отказа по этому основанию еще никто не дошел, но всех заявителей терзает вопрос а каковы критерии наличия/отсутствия репутации? Есть подозрения, что Минюст еще и сам не определился с данными критериями. Но есть вероятность, что на ближайшем заседании Совета эти вопросы могут проясниться. По непроверенным данным, будет рассматриваться вопрос о выдаче рекомендации РСПП, АНО «Институт современного арбитража» и арбитражу JUS. С РСПП все достаточно просто, давно существует, есть опыт рассмотрения споров и внушительный список арбитров. У ИСА весьма впечатляющий список арбитров, из уважаемых и известных лиц, она участвует в профильных мероприятиях касающихся арбитража, вот только создана организация была только в середине 2016 года, тогда же было создано и арбитражное учреждение. Насколько известно опыта разрешения споров нет. Поэтому, будет крайне интересно понять как за столь короткий срок и за счет каких конкретных мероприятий сформировалась у нее репутация. Ведь не может же возникнуть репутация только за счет внушительного списка арбитров? Или может? Во всяком случае, понять какие критерии будут положены в основу решения о выдаче рекомендации, будет весьма любопытно. Хотя, может статься они так и останутся скрытыми, а Совет лишь ограничится констатацией факта, что репутация есть. У JUS как раз самый длительный опыт разрешения споров и репутация в профессиональной среде которая заработана их профессиональной деятельностью, но низкий административный ресурс. Поэтому, если именно они и не получат рекомендацию это будет вполне отчетливый сигнал, что сам термин репутации был введен лишь формирования усмотрения Совета, но никакой роли она играть не должна.
На мой взгляд, Минюст и не должен формулировать критерии репутации, достаточности стажа и т.д., поскольку это функция Совета. Минюст же должен проверять соответствие сформулированным Советам критериям. Но у нас в России часто ставят телегу впереди лошади. Поэтому, что такое хорошо и что такое плохо, определит специалист Минюста и представит Совету готовую рекомендацию, на основании которой принимается решение. Вряд ли на заседании все члены Совета будут погружаться в вопрос, чем доказывается то или иное обстоятельство или детально анализировать все основания для отказа. Поэтому выводы Минюста могут иметь решающее значение. При таком подходе обеспечить единство требований и избежать двойных стандартов будет весьма непросто. Именно за расплывчатость формулировок упрекали проект закона, на что разработчики возражали, что это нивелируется подзаконными актами. Возможно, так и произойдет, только срок работы без разрешения подходит к концу, а значит многие просто так и погибнут, не обретя ясности. А пока что худшие подозрения, что неясность критериев для выдачи рекомендации приведет к субъективизму в принятии решений, начинает сбываться.
Михаил Морозов
